ЕГИПТЯНКА
Переливчато звонкое пение лун золотистых Слышит мир от пустыни до вечных нагорных снегов - На груди твоей плачут, смеются, бранятся мониста, Будто вещие птицы на пляску скликают богов. Из какой ты страны? Есть ли место на пестрой планете, Где бы ты замерла и, забыв о дорожной пыли, Вдруг подумала: "Дoма!" - и ноги усталые эти Не несли тебя прочь по изменчивым тропам земли? Просто ты - египтянка, и родина древняя пала, Толпы варваров хлынули в храмы сияющих Фив. Просто шелком зеленым то время завесила память, Все ворота и двери навек за тобой затворив. Просто дом твой в руинах, и зов его больше не слышен, Перебитая утварь в песках затерялась давно… Города чужестранцев вздымаются выше и выше. Сколько здесь простоять им - кому это знанье дано? На твоих красоте и уродстве чеканка породы Слишком древней, чтоб верить в возможность свернуть с колеи. Потому-то тебя колдовством наделяют народы И впиваются в сердце протяжные песни твои. Если ты не смеешься тайком над надеждою нашей, Зная то, что скрывает от нас промыслительно Бог, Отчего же бездонный зрачок твой так древен и страшен, Как затменное солнце, как черный засохший цветок?
***
Мы утратили жизни единой целительный дар, Дни и годы рассыпались бусами с порванной нити. Разделилось бессмертье на горечь утрат и нектар Опьяняющих грез о Египте, Элладе и Крите... Спелый плод бытия манит дольками яви и сна. И хоть каждому следствию быстро мы сыщем причину, Но безмолвствуют камни, и тихо смеется волна, И бессмертное солнце, как встарь, улыбается в спину.
КИПЛИНГ
Этот рай облачён в гибкий пластик, бетон и стекло, Вавилонская спесь небоскрёбов вопит в небеса. Остановлено время - с экранов взирают светло Мёртвых гениев, звёзд и тиранов живые глаза. Мы живём среди ярких витрин и поющих реклам, Под летящим сквозь дыры в озоне незримым дождём. Мы утратили корни - но звёзды приблизились к нам, И по дну океанов мы борозды плугом ведём… А в разбуженной чем-то прапамяти ширится зов. Календарь забывает показывать месяц и век. Пыль, что поднята маршами колониальных полков, Оседает на дисках компьютерных библиотек. Раскаляет эфир гвалт шакальих ночных серенад, И дрожат зеркала - ненадёжный хрустальный порог. А на новеньких картах сквозь сеть скоростных автострад Проступает рисунок давно позабытых дорог… Старый том заманил нас в тенёта, но наветь ушла. Так бывает - привидится, вспыхнет… и пусто уже. Успокойся, опомнись! Мы снова - в раю из стекла. Пахнет пылью искусственный бриз на восьмом этаже. Начинённые техникой стены гудят в темноте, В недра сонных жилищ проникает неоновый свет. Нынче мир слишком хрупок для грёз или бурных страстей, Слишком тесен для славы и слишком убог для побед.
МЛЕЧНЫЙ ПУТЬ
Кружит Земля на привязи, и долог Полет. И тьма, как пропасть, глубока... Но, никогда не проливаясь долу, Течет над миром светлая река. Нам весны лгут, над нами воют зимы, Надежду убивают сентябри, Горят июли… Невообразимы Для нас иных миров календари. Лишь в редких снах - холодная свобода, Блестящий, скользкий серп чужой луны, И звезды - золотые капли меда - Вот-вот в ладони хлынут с вышины… Весь наш удел - бессменная забота. Осколки грез затеряны в пыли. А небеса томят, как будто кто-то Зовет нас оторваться от земли, Как будто столь привычное нам бремя - Обманный трюк, игра заумной лжи, Как будто вдруг нам удалось на время Преодолеть земные рубежи И чей-то вздох в преддверии разгадок Бессмертья ветром веет с высоты... И верится, что мед небесный сладок И помыслы зовущего чисты.
СЕРИНДИБ
…Ночь за ночью корабль устремляется в бездну. И тьма Под беспомощным килем свивается розою пенной. Рулевой, обездвиженный ужасом, сходит с ума, А оборванный парус во мгле исчезает мгновенно. И, движение к смерти в шальной обращая полет, Хрупкий корпус срывается с гребня, треща от усилья... Но нежданная радуга над океаном встает, Принимая корабль на свои распростертые крылья. И уже впереди купола разноцветно горят, Солнце плавится в море дорожкой сверкающей лавы, Из тенистых садов истекает густой аромат И плывет, как виденье, над городом высокоглавым. У принцессы жасминная кожа и пышный убор, А лицо, опененное золотом, негою дышит... Но драконьи крыла заслоняют мерцающий взор, И чудовищный взмах их дробит разноцветные крыши. Простирая бессильные руки возлюбленной вслед, Можно только смотреть, задыхаясь от гнева и горя, Как зеленые молнии бьют в одинокий скелет Хмурой башни на диком утесе, изглоданном морем... Пробудившись, тоскует халиф о загадочном сне. За воротами дремлет Багдад, вознеся минареты, И лоснящийся месяц в прозрачной плывет вышине, Изливая потоки медового липкого света. Сотня лекарей изгнана прочь, и молчат колдуны. На бесстрашной охране тускнеют зеркальные латы. Головами качают визири. В часы тишины Над Багдадом предчувствие скорой и страшной утраты. А Маруфу отчизна все тягостней, словно тюрьма: Все манят его вдаль очертанья чудесного града. В закоулках дворца поселяется гулкая тьма... И, измученный тайной, халиф призывает Синдбада.
----------------------------------------------
* Сериндиб - легендарный остров чародеев в восточных сказаниях.
У КОНСТАНИДИ
Не хочется скорби, а хочется скорой весны. Не хочется воплей, а хочется воли и веры, И ярого солнца, что гонит кошмарные сны, И робкой луны, позабытой на дне атмосферы. Бог с ними, с пророками! Челядь, гоните кликуш! Сегодня идем ликовать в "Вавилон", к Констаниди! С ним рядом столица - богами забытая глушь, Здесь сходятся тракты и судеб звенящие нити. Нас встретит Карина в ночном колдовстве, как в дыму, В шальной наготе - как в китайских шелках и вуали. Олег Констаниди появится с папкой меню И будет шутить, ожидая, чтоб мы заказали. Потом его дочери - два невесомых крыла, Два ангельских голоса, смугло-блестящие плечи, Споют под гитару французский сонет про орла, Сквозь всполохи молний летящего смерти навстречу. И мы обнаружим, что век наш не так уж и плох, Что крылья зарниц золотых, от земли отрывая, Несут его в небо, туда, где приветливый Бог Бредет меж деревьев давно опустевшего рая... И после, шагая при свете ночных фонарей, Мы будем любить этот город, дома и причалы... Вино Констаниди! Бывают ли чары хмельней? И сон наш пронизан весеннего солнца лучами.
ЗВЕЗДА-ОТЧИЗНА
"Sun of the sleepless, melancholy star…" J.G. Byron Звезда-отчизна, донник заревой! В нас что-то льнет к тебе, болит и помнит... Когда чужой земли сухие комья Пройдут дождем по крышке гробовой, Нам будет утешение дано: Душа сама, порвав земные путы, В скопленьях колких звезд отыщет путь и Вернется в дом, оставленный давно... В нем печь поет, как медная труба: Ревнивый бог, в горячем чреве мучась, Клянет свою бессолнечную участь, Тугих хлебов вздувая колоба; Игривый пес свивает хвост кольцом, И кот на плечи прыгает упруго, И мягкий желтый свет ложится кругом На темное от времени крыльцо. Вся ночь бессонных шорохов полна: Небесный океан в созвездьях острых, Покачиваясь, тихий звездный остров Уносит прочь на ласковых волнах... А утром мать пойдет в белесой мгле И каравай сияющего хлеба За темный край уронит прямо в небо - Для тех, кто задержался на земле.
***
Да не истает голос твой, Как тают свечи восковые! Шумят деревья вековые, Вращая тихо шар земной... За журавлями вслед летит, Летит мерцающее эхо... Глазами карими орехов Печаль доверчиво глядит. Трава вдоль колеи - следа Тех дней, когда мы были строги, И сами строили дороги, И презирали города.
ЗРЕЛОСТЬ
Полуденный солнечный ветер коснется лица, Дрожащее золото крон до земли пригибая. Ты больше не глина в руках молодого творца, Не гибкий побег, не реки колыбель голубая. Ничто не угаснет, все память, как зерна, хранит, Но будет ли радостной жатва на памятном поле? Ты больше не образ, ты - мрамор, ты - серый гранит, Тяжелый - и жесткий - и гибельно острый на сколе. Любовью ли, гневом ли, мукой душа сожжена, - Все нет пепелищ, где бы новых домов не сложили. Ты платишь по высшему счету и платишь сполна, И жаркая кровь неустанно гуляет по жилам. А крепкое, терпкое время щекочет язык, Гортанно бормочет, сочась сквозь стеклянное горло... Ты больше не светлый исток и не звонкий родник, Ты мощное русло, испробовав, принял покорно. …К коре огрубелой доверчиво льнут деревца И зыбкие стебли, опору в тебе обретая. Не глина грядущего в бережных пальцах творца - А столп настоящего, ось бытия золотая.
СНЫ
Усталость кораблей, пришедших к дому, Пьянит мальчишек, рвущихся на пристань. Пьянит матросов твердая земля И звуки колыбельной за стеною. Венера поднимается из моря, Звезда безумцев, пьяных от желанья... На брачном ложе стонет Андромеда: В ночном кошмаре к ней дракон приходит...
ВАВИЛОН
1. Играй, играй, моя дудка! Через эти ворота однажды В наш город Явился путник зеленоглазый. Он ушел отсюда слепым - Он выплакал глаза свои У меня на коленях. 2. Задолго до рассвета Людей на окраинах Будит пение шакалов. Далеко разносится оно Под душными звездами, И кажется - шакалы тоже Стары, как мир. 3. Боги! Среди голубых И белых персидских холмов Выросли эти пантеры - Черные гибкие тени, Неотступные, как мои мысли. Глаза их - безжалостнее, Чем луна и солнце. 4. В час, когда наплывает ночь И сумрачные храмы заполняет Дым сладковатых курений, О чем тогда шепчутся твои боги В нишах из желтого камня? - О том, что время щербит Их мраморные носы, Что человеческие жертвы Ныне так редки... О том, что с каждым годом Все тяжелее Давит на их усталые плечи Этот мир лени и тлена. 5. Победители народов, Побежденные временем! Ваши гробницы ныне Слепы и равнодушны. Величие имен ваших Уже давно стерлось бы, Не шепчи их ветер, Гуляющий Среди весенних садов. 6. Близко ко мне подошла И встала, в накидке широкой. На жемчужных заколках - блики Предзакатного солнца, Перламутром запястья охвачены, Кипарисовые трещотки на щиколотках, И сандаловый ветер дремлет В глубине опахала. 7. Город цветов и пыли - Праха отцветших столетий! Земли есть лучше, Но только здесь сладка Извечная печаль стариков - О жизни, Растраченной напрасно.
ОСЕННИЕ БАЛЫ
Осенние боги с забытых картин! Шаги по листве шелестят. Веселый нимфы и пьяный сатир, И шумные стайки наяд... Чуть жалобный слышен в лесу голосок - То Пан потревожил свирель. А в воздухе вьется, так прян и высок, Осенний пронзительный хмель. Их мир родниковый начала времен - Все мрамор, и солнце, и плющ. А здесь - тишина да березовый сон, Да стынущий в камешках ключ... Любовь, вдохновенье, сияющий взгляд И ветра несущего мощь - Кентавры преследуют в небе дриад И лань Артемидовых рощ. Как будто на чей-то неслышимый зов, Потоком сверкающим вниз Стремится к подножию чуждых лесов Со свитой своей Дионис. Кто звал их, кто звал их? - За осенью вслед Под гимны разлуке летят. Летят - только были, и вот уже нет, А завтра уже снегопад.
ГОТИКА
Он часто проходил, не глядя, мимо Обыденно готического храма. И вечно злился на часы, что били На башне посреди глубокой ночи. И с молчаливой жалостью смотрел На то, как входят в ратушу туристы В надежде уловить под взлетом арок Блуждающие отзвуки былого... Однажды ночью, слез не вытирая, Спустился он с больничного крыльца. Бетон молчал под тихими шагами, Стекло бесстыдно холодило сердце, А гладкий пластик был похож на воск. Он поднял взгляд - и понял наконец-то, Зачем так высоко уходят шпили Готических, нелепых нынче, храмов...
РЕКВИЕМ
...И слетались к нему на ладонь мотыльки, И плясали деревья под дудку его, И русалки, к нему выходя из реки, Оплетали венками свое божество. А улыбчивый леший учил рассыпать По болотам созвездья обманных огней... И его королевски-небрежная стать Вспоминалась красоткам спустя много дней... Он ушел - колокольчиков звон полевой Проводил его дух в запредельную тьму. И земля была чуждой, холодной, сырой, А вчера еще в тон подпевала ему... И тоскою бесцветья исполнились дни, И русалки рыдали всю ночь напролет: Им-то прежде казалось, что он - как они, Им казалось, что он никогда не умрет.
ДАР
Белый пламень мечется в груди, Плавя сердце в сладостнейшей муке. Я надеюсь: где-то впереди Лучшее, что смогут мои руки. Жизнь не будет прожита вполне, Долголетний путь лишится смысла, Если в суете сгорят во мне Замыслов Твоих святые Числа. Пусть страниц усталая листва Не мостит пути к святому Граду, - Дай мне, Боже, обрести Слова - Отсветы Твоих бессмертных радуг!
***
Снятся песни и люди забытых земель, Снова древности золото жарко влечет. А с цветов золотых жизнерадостный шмель Собирает весенний слезящийся мед. Над нагретой землей трепетанье и звон, В стрекозиный полет вплетены голоса... Мир лежит в полудреме, как будто бы он Убаюкан качаньем на зыбких весах. И доподлинно знаешь: прозренье уйдет, Зарастет, словно след на прибрежном песке. Плод забвения горек. Но памяти мед Слишком едок - как смерть от родных вдалеке.
ЗАБВЕНИЕ
Бессмертная роса - мед диких звезд - Лежит в полях, где ты бредешь, босая, С доверчивою нежностью касаясь Цветов на дне заброшенных борозд. Прошли века, как в дерн врезался плуг. Трава - лишь призрак новых обновлений. Земля стара. Смятенье Откровений - Слепая тень ее кромешных мук. Все, что грядет, и все, чего уж нет, Перед тобою зримо вырастает. "Усни, земля!" - и вьюга золотая Заносит в мире человечий след.
***
Жизнь лишается смысла, когда запоздалый прохожий Растворяется в дымке косого ночного дождя. Словно лезвие варварской бритвы почувствовав кожей, Замираешь - и слышишь, как время поёт, уходя. Над заброшенным парком, над чащей, теряющей листья, Звонкий говор капелей давно миновавшей весны, Гул ночных поездов, отдалённый тревожащий выстрел, Тихий шорох шагов нерождённых по тропам лесным. Опрокинувшись, небо глядит через клочья тумана, Наблюдают светила за тёплой мирской суетой. Ты плывёшь по невидимым водам, и вовсе не странно, Что луна тонкозвучна - как ёлочный шар золотой.
СТРЕЛА
...И время летит живое, Пронзая сердца живые, Бросая багряный отсвет На стены и мостовые. Мы можем молить: "Не надо!" - Иль встречно лететь без страха, Но всем нам, сраженным, падать Дымящейся горсткой праха. И, снова родившись, слепо Блуждать безымянной тенью И ощущать себя слепком С утраченного творенья. Но вдруг, разрушая слово Неведомого запрета, Из памяти темной снова Во сны проникает это: Слепящее, заревое, Несущее обновленье - Вторгаясь во все живое, То мчится живое время.
***
Ух, как жгучи твои ледяные оковы, Снежный ветер, несущий нам вьюги и ропот ворон! Одиночество снова - ура! - одиночество снова! Серебристая рябь налетает со всех различимых сторон. Ничего не оставим, сметём, опрокинем, развеем - До весны далеко. Далеко, далеко до весны… Вулканический пепел, принёсший погибель Помпеям, Осыпается нынче на наши селенья и сны. Нас забудут, покинут - найдут через десять столетий, Прочитать попытаются наших имён письмена… Кружит северный ветер, смеющийся северный ветер. До весны далеко. Далеко. До свиданья, весна!
МЕЖСЕЗОНЬЕ
Осень нынче слепа, как луна поутру. То наткнется на зиму, то тычется в лето. То снега, то дожди. Редких листьев монеты, Что застряли в ветвях, чуть звенят на ветру. Медь и золото! - будем недолго богаты! Медь и золото! - только до первых снегов! По ночам просыпаюсь от робких шагов - Это осень уходит, уходит куда-то... Отзываясь на оклик лишь дальней струной, Это лето уходит. И в доме старинном В ожиданьи зимы затопили камины. Но и снег не останется долго со мной.
МИЛЛЕНИУМ
Забыты привкус слез и детства тонкий запах. И год за годом вдаль, а час за часом - прочь. В притихшие дома на мягких снежных лапах Под долгий бой часов скользит глухая ночь. Но времена, как воск, податливы в ладони, И вновь у нас в руках, презрев небытие, Рассеянная жизнь - состав на перегоне - И звездный небосвод, что смотрит на нее.
ХОЛОДА
Плетет декабрь по окнам кружева. Кряхтит мороз шестые сутки кряду. Была бы мать-покойница жива - Наверняка бы вспомнила блокаду: Скелеты мертвых зданий над Невой, И выстуженный дом, и пайку хлеба, И как в ночи взмывал надрывный вой В войной располосованное небо... Нас не пугает вид речного льда. Мы знаем: время страха далеко, и Из полыньи бездонная вода Не манит сдаться, растворясь в покое. Но, давний спутник смерти и зимы, Летит по звонкой, словно наст, орбите Охота Орионова, и мы Открыты ей, мерцающей в зените... И снова нас чужие душат сны О том, что хрупкий мир безумьем вспорот, Что входит враг исчадием вины В раздавленный морозной тьмою город... Как времена запутаны хитро! Хоть новый век вот-вот ворвется в двери, Все тот же голод гложет нам нутро - Желанье жить, и вместе быть, и верить.
РАННЯЯ ЗИМА - ПОЗДНЯЯ ОСЕНЬ
Ночи и дни здесь - ничьи, и птичий Говор - теперь ничей. В буром лесу запоздало кличет Братьев своих ручей; Тонко на холоде плачет, зыбко Блещет, скользя под лед, С солнцем играет, как будто рыбка В нем плавниками бьет. Нити закатные тянет вечер, Весь в золотой пыли. Хрустко деревья ворчат. На плечи Шали снегов легли. Черные кромки прогалин талых Режут острей ножа. Рыжие маковки кочек. Скалы В белых шелках дрожат. Вдруг - словно взрыв, из-под ног взлетая, Ярких лоскутьев сонм - Птицы и палые листья, стая Пестрых озябших солнц.
ПРЕДЧУВСТВИЕ
…Придет сентябрь, разнузданного лета Красивое, но слабое дитя. При свете летней памятью согрета, Земля ночами стынет не шутя. Еще трава цела и листья гладки, Но сквозь загар закатный там и тут Болезненным румянцем лихорадки На даче астры гневные цветут. Под гвалт базара вереницей длинной Букеты их вплелись в порядок дней. Щетинятся ежами георгины, И хризантемы пахнут все нежней... А впереди - сиянье листопада, Седая позолота октября. Сентябрь - заминка. Хрупкая награда, Намек, что лето прожито не зря. Оранжевой рябиновою гроздью Глядит он в приоткрытое окно, И праздничная синь его - как роздых Пред тем, что нам в дальнейшем суждено. Он - тайный мир. Берез плакучих пряди Полощутся в потоке на заре, И зыбкость отражений в водной глади Как будто внове взгляду в сентябре... Все отгорит. Сырая мгла накинет Дождливый плат на кроткий мир вокруг... Господство грез развеется и сгинет, Как дым, как пепел, как чуть слышный звук.
СТАРОЕ ВИНО
Слегка горчит столетнее вино - Как страстный зов, не встретивший ответа. Как смутный сон. Знакомое окно, Еще вчера лучившееся светом. Могучий хмель, смешлив и золотист, Полдневным зноем дышит из бутыли. А за окном - пурги надрывный свист, И тьма, и завихренья снежной пыли. Уже, под стать торжественной мете, Расставлены хрустальные бокалы. Бесшумный рой - прозрачная метель Воспоминаний - наводняет залы. Пусть в терпкой дымке прогоревших лет Янтарной каплей прошлое задремлет На неподвластном времени стволе - На отягченном яблоками Древе... И хлынет ночь, пронзительно горька! А час пробьет - вернется теплой тенью И сладостью по горке языка Взберется к нёбу, принося забвенье... Неласков свет. Но утро далеко, И мир внутри теплее, чем снаружи, И будущее - мед и молоко, Пока тебе горчащий пленник служит. Храни тепло, рожденное в ночи - Как знать, найдешь ли что-нибудь дороже. Опять январь пропащей тройкой мчит, И год прожит, и день навеки прожит… Январь, январь - и больше ничего: Морозный сумрак горизонты сузил. Дар прежних солнц - немое божество - Дрожит по стенам бликами иллюзий.
***
Я знаю мир, где ласковый прибой, Где небосвод беспечно голубой, И нет зимы, и лето горячо Кладет загар на гладкое плечо, А осень плавит медь и заодно Вливает в бочки пряное вино. За нею - вновь весна, и год насквозь... Но для тебя здесь места не нашлось. Есть мир другой. Над ним звенит звезда, Сквозь темноту струятся поезда, И в мареве дрожащем золотом Шоссе ползет, как лава, под мостом. Там здания до неба поднялись, Как звездолеты, рвущиеся ввысь, Земное притяжение кляня... Есть в этом мире все - но нет меня. Есть третий: лучше двух знакомых он - Как радуга, как зреющий бутон. Благословеньем солнечным горя, Он весь в лучах, как в нитях янтаря. Пестреет луг, выводит трель родник, На зыбкой синеве играет блик. Там птичий рай и вековечный свет... Вот только нас с тобой, любимый, нет. А этот - черно-белое кино. В нем небеса не чинены давно: Все льет и льет. Который день подряд Над нами тучи хмурые стоят. Здесь серый дым и серая вода, И к августу листва уже седа, А в ноябре - мороз и свет не мил... Таков он - мир, что нас соединил.
***
Когда моя любовь просила хлеба Под окнами другой - твоей - любви, Ты медный грошик в пасмурное небо Смеясь, подбросил и сказал: "Лови!" В тот миг судьба, пригревшаяся где-то, Сентиментально всхлипнула во сне - И тусклою, истертою монетой Твоя душа в ладонь скакнула мне. И понеслись года в мельканье спором… Среди невзгод - в нужде, порой в бреду - Мне было слаще сдохнуть под забором, Чем на медяк тот выменять еду. Когда же мною жизнь вертеть устала И в дом ввела, где шелк и зеркала, Твоя душа - простой кусок металла - На дно шкатулки бронзовой легла. Менялся мир, скрипя остовом ржавым. Покой мой креп. Яснел небесный свод. Все дальше рубежи моей державы Отодвигались от моих ворот. Так шпиль дворца сверкал, что больно глазу, И легкий ветер тюль трепал в окне... Ты уж прости, что я тебя не сразу Узнала, когда ты пришел ко мне. - Но что с тобой? Дрожишь, неровно дышишь… Как? Любишь?! Что? Клянешься на крови... - Верни мне душу! Душу, ведьма, слышишь? - Да слышу, слышу… Вот она. Лови!
УГРОЗА
Еще заплачешь горькими слезами, Когда опять замкнется круг земной! Когда твоя серебряная заметь Вдруг обернется жалкой сединой, Когда сугробы съежатся, горбаты, И вдоль дорог заголосят ручьи - Тогда тебе припомнят все утраты, И всю тоску и холодность твои! Мы без тебя устроимся отлично. Хоть бурно злись, хоть кайся, хоть кричи, Но резкой солдафонской перекличкой Всем приговор твой возвестят грачи. Едва сквозь грязный плед, забытый стужей, Проглянет полусгнившее жнивье, Ты побредешь, скользя, по мутным лужам В сиротское изгнание свое. И хлынет с неба солнечная нега... Но, глядя на синичью чехарду, Вдруг вспомнит дочь о крепости из снега И горке в зачарованном саду. А вечером, уже устав безумно От суеты, в минуту тишины, Мы вдруг поймем, вдыхая влажный сумрак, Что в нашей грусти нет твоей вины.
ЖИМОЛОСТЬ
За травный аромат и теплый мед, Июльских грез пронзительную небыль, За тающий в протоках шелест вод И свежее от рос рассветных небо Мы выкупали у зимы тепло, Чтобы она не слишком лютовала И не легла на сердце тяжело Холодным, неуютным покрывалом. Не рассчитали: снежная крупа Скрипит в душе, как путь под сапогами. Весна пока сурова и скупа, Еще не тонут рощи в птичьем гаме И с крыш слезами не стекает лед. А реки только стонут еле-еле, Досадуя, что сил недостает Из застекленной вырваться постели. Весенней мощи негде черпать нам. Усталость забирается под веки, И чудится, что все осталось там - В минувшем лете, в пережитом веке... Но отголоском давнего тепла Или предтечей нового везенья Темнеет в центре круглого стола Большая миска терпкого варенья.
